«Итак, дорога, ведущая к хайкай, разветвляется на тысячи тропок – право, непросто отделить одну от другой нити кудели в скудно освещенной бедной хижине, и много здесь такого, что и не примешь сразу – непросто извлечь сети из моря в бурную погоду». Философия дзэн, которой здесь следует Бусон, подразумевает естественность любого плодотворного пути, а естественное движение нельзя запрограммировать ни волей, ни разумом. Поэтому каждый поэт хайкай приходит к хайкай своей дорогой, и эти дороги не похожи друг на друга.

Синто, с его стремлением к природной гармонии, тоже пронизывает творчество Бусона, как и дзэн.

Лягушка и человек в традициях синтоизма – части единого мира, находящегося в постоянных изменениях. В синто нет границы между человеком и другими живыми существами, как, собственно, и всем существующим.

Листья точно так же живут и слушают шум водопада, как и человек, только особым, им свойственным образом. Такое же единство жизни выражено и в следующем стихотворении:

Это не красивый образ, как принято в европейской поэзии, а буквальное выражение, потому что барсук – мифологическое существо, умеющее писать сутры. Это человек в новом рождении, и не просто человек, а мудрец.

Сам Бусон в «Сутре на листьях» приводит образные примеры, раскрывающие принципы синто: «Тельце миномуси не сверкает переливчато, как у радужниц-тамамуси, голос не привлекает звонкостью, как у сверчков-судзумуси, и нечего им тревожиться о том, что станут добычей людей, подует северный ветер – качнутся они на юг, подует западный – на восток, со всем вокруг в согласии пребывают, и нечего им беспокоиться, что смоет их дождь или унёсет ветер. Как ни тонка ниточка, на которой они висят, она для них прочнее троса из многажды закаленного железа».

Нарушение принципов согласия с природой ведёт к потере чувства гармонии: «Вот человек вечно сидит дома, тяготясь мирскими делами, всё, что он когда-то задумал: «Вот это бы сделать!» или «Вот бы было так!», так и не осуществляется, и, в конце концов, дымки и туманы, цветы и птицы перестают подчиняться ему».

Обычно в качестве иллюстрации принципов буддизма в творчестве Бусона приводят знаменитое стихотворение Бусона:

в этом стихотворении два плана. Первый – это почти физическое ощущение трепета бабочки, бьющей крыльями. Читатель ощущает хрупкость, бренность бытия. Но есть и второй план – знаменитая притча великого китайского философа Чжуан-цзы. В ней Чжуан-цзы рассказывает, что ему приснился сон, в котором он превратился в бабочку. Проснувшись, Чжуан-цзы не мог понять, то ли он – Чжуан-цзы, которому приснилась бабочка, то ли бабочка, которой приснился Чжуан-цзы.

В образах попавших под грозу маленьких птиц проступает ощущение бренности мира, характерное для буддизма…

Хикэри проснулась от явного толчка жрицы.

Как же я так…уснула..

Тем временем Юкки уже заканчивала свое эссе.

Бусон был сторонником китайских принципов, высказанных в знаменитом трактате «Слово о живописи из Сада с горчичное зерно», написанного Цзоу И-гуй:

«В живописи сторонись «шести духов». Первый называют суци – дух вульгарности, подобный простоватой девице, густо нарумяненной; второй – это цзянци – дух ремесленничества, лишенный одухотворенного ритма; третий – хоци – «горячность кисти», когда самый кончик её слишком явен в свитке; четвёртый – цаоци – небрежность – в искусстве мало изысканности, интеллекта; пятый – гуйгэци – дух женских покоев: кисть слабая, нет структурной силы; шестой называют цомоци – пренебрежение тушью»…

По завершении Юкки с извинением покинула чайный домик, показывая тем самым, что церемония подошла к завершению. В отсутствие хозяйки гости осмотрели фуро, ещё раз обратили внимание на цветы в токонома, которые к моменту завершения церемонии уже раскрылись. Раскрывшиеся цветы послужили напоминанием о времени, проведённом вместе участниками церемонии.

Пока гости покидали чайный домик, Юкки находилась вблизи от его входа, молча кланяясь уходящим. После ухода гостей она некоторое время сидела в чайном домике, вспоминая прошедшую церемонию и восстанавливая в памяти оставшиеся от неё ощущения. Затем унесла всю утварь, убрала цветы, протерла татами в домике и ушла. Чайный домик вернулся в то же состояние, в котором находился до церемонии. Действо, не оставив никаких внешних следов, сохранилось лишь как след в сознании участвовавших в нём людей.

Эпилог

29 октября 1992 года

Граница Тибета и Бутана

Монастырь Менри учения Бон

Принц Уэльский Чарльз, его жена Диана и его подруга герцогиня Камилла спустились по шатающемуся слегка узкому обшарпанному трапу. Литерный борт ВВС Англии приземлился не на Мальдивах как гласил официальный полетный лист а в аэропорту Сонмарг. Аэропорта собственно не было – одно название. Барак наземных служб – одна аэродромная полоса из сборных решетчатых плит – и старомодная мачта с полосатой «колбасой» ветроуказателя. Но вот в этом убогом месте их встречал никто иной как Король Истинного Сонмарга Шри Махадева. Король правящий не землями но духами и иными пространствами…(И что бы это не означало – Чарльз мог убедиться что за ним – великие силы). Глава черных магов и темных язычников если не половины то доброй трети мира. Тощий азиат без возраста и в бесформенном балахоне – почему-то цвета хаки… Два телохранителя с «каркано-ХХ» наперевес держались позади и казалось боялись к нему приблизиться.

– Я рад приветствовать будущего владыку Красного дракона в золотой долине, – изрек он. С тех пор как нечестивая династия Неру изгнала мою семью из Ладакха за поддержку Великобритании мы не изменили нашим повелителям и верим что настанет час отмщения врагам. Вам приготовлены покои во дворце и свежие тела для услады. Диана при этих словах очевидно стала белой как полотно. Камилла же удовлетворенно улыбнулась.

– Мы рады видеть нашего друга короля истинного Сонмарга и Ладакха. Дорога в Сонмарг вела через густые сосновые леса между величественных гор. Грунтовка извивалась между покрытыми снежными шапками горами, по направлению к поселению Янг-Дунг, находящемуся в начале глубокого ущелья, которое, по преданию, когда-то было озером. Дома и постройки были неотличимы от горы, на которой они расположены, и только черные корпуса монастыря Менри в форме свастики указывали на присутствие людей. В центре поселка возвышался королевский дворец, построенный как уменьшенная копия дворца Потала в Лхасе. У входа во дворец их встретил верховный жрец школы Бон Дру наместник монастыря Менри Лобсанг Вангчуг.

– Вкусите священную пищу демонов, она приправлена кровью невинных мальчиков и сварена из зерна, которое волей владык подземного мира приняла форму свастики, это принесет вам силы для выполнения обрядов поклонения Черной богине. Мы будем поклоняться богам мира Белому дракону неба, Черной богине земли, Красному тигру пламени и Неистовому дракону тьмы. Ты снабдил нас множеством душ и мы приносим в жертву юношей и девушек богам для их умиротворения и плату за их помощь. Боги дадут нам силу для пленения демонов и ты и твои братья получат по демону который будет убивать твоих врагов во славу твоей империи.